Когда произносится слово «магия», большинство здравомыслящих людей пожимают плечами — и правильно делают. Однако…
Те же легенды гласят, что, создавая Центральный мир, Древние вмонтировали в него три Машины, или, как стали говорить позже, три Силы. Силы эти управляли погодой, сменой дня и ночи, и, надо полагать, ни на что иное первоначально рассчитаны не были. Человеку, впрочем, всегда свойственно вмешиваться в действие сил, управляющих миром, — с помощью науки, если он знает, что это за силы, или магии, если о природе сил он не имеет никакого понятия. Последствия сплошь и рядом оказываются трагическими, но взгляните-ка — не успевает пройти и десятка лет, как именно те, по чьей некомпетентности, или даже злому умыслу, произошла очередная «прелюдия к концу света», начинают преподносить события как чуть ли не свой подвиг. И готовят новую заварушку, перед которой бледнеют все прежние, взятые вместе.
Прошло полчаса, и перед Таписом на столике возникло блестящее разноцветными гранями сооружение, в два кулака размером. Над машинкой ощутимо дрожал воздух, пахло едким химическим дымом. Как я понимаю, Тапис собирался пробить микроканал в Центральный мир и вытянуть оттуда часть энергии одной из сил — Тьмы, Тени или Света.
Подошел Лин, присел на корточки и некоторое время рассматривал прибор.
— Ничего не понимаю, — признался он наконец.
— Торговцы тоже имеют свои секреты.
— Могущество Тени безгранично, — равнодушным голосом произнес Лин.
— Там, где нет Тьмы и Света.
— Тьма и Свет — лишь частные случаи Тени.
— Когда я сидел в плену у гвардейцев, — заметил Ор, — я слышал, что Тьма и Тень — лишь отсутствие Света, готовые исчезнуть, едва он появится.
— А когда черный клан собирался меня повысить, — добавил Одорф, — я краем уха слышал, что Тень — лишь краткий момент перехода от побеждаемого Света к побеждающей Тьме.
Лин стоял теперь посреди комнаты, растерянно переводя взгляд с одного торговца на другого. Был он явно озадачен, и это меня порадовало.
Напряжение разрядил Си-ву. Он вернулся, держа в руках небольшую, но судя по всему, очень воинственно настроенную крысу. Зверек отчаянно теребил кольчужную перчатку, защищающую руку торговца.
— Сюда, — произнес Тапис.
Си-ву положил крысу на стол рядом с машиной и разжал руку. Крыса дернулась было, но, словно передумав, легла обратно, влажно блестя бусинками глаз.
— Начали, — сказал Тапис.
Машина зажужжала, дрожащий воздух над ней окрасился синим. Крыса вскочила и заметалась у поверхности стола, не пересекая, впрочем, некоей невидимой границы. Затем зверек вытянулся столбиком и замер. С кончиков ушей и усов у него посыпались крупные зеленые искры. Они катались по столу, оставляя светящиеся дорожки, и, шипя, гасли в полировке.
Тапис наклонился, заглядывая крысе в глаза, постоял так с минуту, затем выпрямился.
— Все, — произнесен, и принялся разбирать машинку.
Крыса, спрыгнув со стола, пересекла комнату и шмыгнула под диван.
— Ждем, — сказал Ор.
Я по-прежнему ничего не понимал, но нельзя сказать, чтобы это меня угнетало. Магия — не мой профиль. В моей экипировке есть несколько простеньких вещичек такого типа — и только. Ору, Тапису и Си-ву, нашим магам, я вполне доверял, считая, что они знают, что делают. Обычно так оно и было.
Лязгнул засов, и дверь без стука отворилась. В сопровождении двух солдат вошел лысый толстяк в фиолетовой ливрее и совершенно к ней не подходящих розовых полусапожках.
— Владыка Онизоти и глубокого моря и ветров и бури си-Турман-а-Кату Громкий, — торжественно произнесло это чучело, — оказывает вам честь приглашением на торжественную церемонию коронации. Будьте готовы через час.
Он повернулся было, чтобы выйти, когда Тапис, не поднимая головы, негромко бросил:
— А как поживает чур-Тамзиз? Что-то его не видно.
Толстяк буквально подскочил на месте. Если надо, торговцы тоже умеют шутить, и весьма зло.
— Чур-Тамзиз — изменник и предатель, — возмущенно проблеял он. — Не пройдет и дня, как вы увидите его голову! — Он перевел дух и повторил с усмешкой. — Голову. — А вам бы я не советовал упоминать имени этого негодяя.
— Благодарю вас, ступайте, — отозвался Тапис.
Толстяк, задыхаясь от возмущения, удалился.
— С каких это пор короли Онизоти носят титул властелинов бури? — задумчиво пробормотал Тапис. Он придирчиво осмотрел нашу довольно потрепанную, надо сказать, компанию. — Приведите себя в порядок, что ли. Хотя, насколько мне известно, король вряд ли окажется от нас ближе, чем в лиге. Рат, — добавил он, — позаботься о пленнике. Лин, ты тоже. Если что — в свалку не лезьте.
— Ясно, — отозвался я безо всякого энтузиазма. Лин молча кивнул.
Прошло примерно полчаса, когда в дверь постучали, и слуга, судя по цвету ливреи, рангом пониже, чем давешний толстяк, пригласил нас созерцать коронацию. Он так и сказал — созерцать.
В коридоре рядом со мной оказался Олег — либо случайно, либо, что я тоже вполне допускаю, он хотел поговорить именно со мной. Думаю, потому что я отсутствовал, когда Бигольби вел с ним воспитательные беседы.
— Скажите, пожалуйста, — вежливо произнес он, — вот… э… Тапис сказал, что я из запретного мира. Вы не объясните, что это значит? А то…
Видимо, я все-таки сильно изменился в лице, потому что он тут же скользнул в сторону, даже без намеков с моей стороны. Запретный мир! У меня в мозгу словно с грохотом совместились гигантские детали чудовищной головоломки. Все стало ясно — и разрушенные замки, и несоразмерные усилия, которые прилагали Хамелеоны, чтобы вернуть свою добычу. Запретный мир!.. Мир, содержащий знание, способное уничтожить Хранителя, и потому закрытый. Древние и Хранитель, кто-то из них разрушил все ведущие туда каналы… Я стиснул зубы и затряс головой, отгоняя жуткое видение — грибовидные облака атомных взрывов под высоким серым небом…